Екатерина Аккузина: «Я пишу в такси»
Книга — за год
— Как вы узнали о марафоне Светланы Богдановой?
- Мы уже несколько лет дружим. И вот, в прошлом году я узнала от Светы, что написать за год книгу, которую могут опубликовать, вполне возможно. И тут включился мой внутренний достигатор. Желание написать книгу у меня было давно, но ему не хватало места, были другие увлечения. Участие в марафоне стало импульсом.
С мая 2022 года участвую в марафоне, пишу тексты и каждые три дня сдаю. Не всегда получается выдерживать дедлайн, потому что я сейчас учусь на ландшафтного дизайнера, помимо работы, и исследую тему взаимодействия человека и природы. Нагрузка большая и писать не всегда получается. Но я продолжаю, пишу уже вторую книгу.
У меня нет времени на участие в общих встречах, но мы отдельно созваниваемся со Светой. Для меня оказалось важным обсуждать текст с куратором. Это добавляет смыслы, дает тексту многомерность, поддерживает.
С мая 2022 года участвую в марафоне, пишу тексты и каждые три дня сдаю. Не всегда получается выдерживать дедлайн, потому что я сейчас учусь на ландшафтного дизайнера, помимо работы, и исследую тему взаимодействия человека и природы. Нагрузка большая и писать не всегда получается. Но я продолжаю, пишу уже вторую книгу.
У меня нет времени на участие в общих встречах, но мы отдельно созваниваемся со Светой. Для меня оказалось важным обсуждать текст с куратором. Это добавляет смыслы, дает тексту многомерность, поддерживает.
Екатерина Аккузина сделала карьеру в банковской сфере, участие в писательском марафоне стало для нее опытом личной трансформации.
— Разработчик платёжных сервисов пишет шаманские тексты. Как вам удаётся это совмещать?
Сначала я писала обо всем, это было больше похоже на блог, моя героиня была моим альтер эго, я описывала все, с чем сталкивалась, и текст был линейным. Я радовалась, что одновременно с такой сложной управленческой работой я еще и пишу.
Потом я начала «углубляться», герои стали объемнее, начал выстраиваться сюжет. В период неофитства радуешься любому тексту, а потом начинается глубина. Я ощутила пластичность языка, стала размышлять о том, что я умею.
Моя первая повесть называется «Живущая на краю леса», она небольшая, 50 страниц. В том году я ее завершила и отдала в литературное агентство. Получила позитивную обратную связь, буду дорабатывать текст и одновременно уже пишу продолжение. Текст получился природный, шаманский. Интересно, что моя мама недавно, буквально месяц назад, нашла мое последнее школьное сочинение, и оно тоже было о природе.
Потом я начала «углубляться», герои стали объемнее, начал выстраиваться сюжет. В период неофитства радуешься любому тексту, а потом начинается глубина. Я ощутила пластичность языка, стала размышлять о том, что я умею.
Моя первая повесть называется «Живущая на краю леса», она небольшая, 50 страниц. В том году я ее завершила и отдала в литературное агентство. Получила позитивную обратную связь, буду дорабатывать текст и одновременно уже пишу продолжение. Текст получился природный, шаманский. Интересно, что моя мама недавно, буквально месяц назад, нашла мое последнее школьное сочинение, и оно тоже было о природе.
– Я выросла на природе, среди тайги. Ангарск — небольшой город. Папины родители переехали в Ангарск из Удмуртии, это край родников и ведунов.
Мои мама и папа отметили 40-летие совместной жизни, они счастливы вместе. Мама — инженер-конструктор, папа — технолог, они работали на крупных промышленных предприятиях. Мама пела нам с братом песни, устраивала праздники, шила, украшала дом. Так проявлялась ее потребность в творчестве.
Я, как и родители, училась в УПИ, участвовала в отрядном движении, делала множество разных вещей — от организации мероприятий до художественной самодеятельности. Потом поступила на работу в банк, занималась запуском крупных сервисов и банковских продуктов. Переехала в Москву, и живу тут больше 17 лет, сейчас работаю в платежной системе «Мир», отвечаю за большое направление — мобильные платежи по картам «Мир».
На определенных этапах жизни я тестирую разные идеи. Вот сейчас я рассматриваю концепцию, что у каждого человека есть несколько талантов. Один из моих талантов — умение управлять командой. Это у меня с детства. И одновременно у меня есть потребность творить, создавать красоту.
Мои мама и папа отметили 40-летие совместной жизни, они счастливы вместе. Мама — инженер-конструктор, папа — технолог, они работали на крупных промышленных предприятиях. Мама пела нам с братом песни, устраивала праздники, шила, украшала дом. Так проявлялась ее потребность в творчестве.
Я, как и родители, училась в УПИ, участвовала в отрядном движении, делала множество разных вещей — от организации мероприятий до художественной самодеятельности. Потом поступила на работу в банк, занималась запуском крупных сервисов и банковских продуктов. Переехала в Москву, и живу тут больше 17 лет, сейчас работаю в платежной системе «Мир», отвечаю за большое направление — мобильные платежи по картам «Мир».
На определенных этапах жизни я тестирую разные идеи. Вот сейчас я рассматриваю концепцию, что у каждого человека есть несколько талантов. Один из моих талантов — умение управлять командой. Это у меня с детства. И одновременно у меня есть потребность творить, создавать красоту.
Потребность в творчестве
— Как это проявляется?
– Я творческий человек, до литературной деятельности, например, занималась танцами и преподавала Freedom Dance, это такая медитация в танце, практиковала контактную импровизацию и аутентичное движение.
Но при этом у меня получалось гармонично сплетать творчество и работу, проявлять мой внутренний творческий образ, мое творческое «я». Например, я никогда не следовала дресс-коду. Обожаю бархат, парчу… Я наряжаюсь, даже когда хожу на работу. А работаю я в этой компании уже 8 лет. Да и многие мои коллеги тоже люди творческие.
Но при этом у меня получалось гармонично сплетать творчество и работу, проявлять мой внутренний творческий образ, мое творческое «я». Например, я никогда не следовала дресс-коду. Обожаю бархат, парчу… Я наряжаюсь, даже когда хожу на работу. А работаю я в этой компании уже 8 лет. Да и многие мои коллеги тоже люди творческие.
Я дома, и ветер захлопнул дверь.
Вечерние лучи солнца освещали пустую бутылку масла на столе и зонтики сушеного укропа. Рядом лежала записка «Той, что приехала». Я включила рубильник, наблюдая через окно, как солнце стремится за поворот леса. Где-то там, наверху, поле еще светилось золотым. Если прямо сейчас выбежать и помчаться за солнцем, можно еще успеть намотать пару клубков искрящихся нитей для вышивки. Вдох.., и вот уже последний луч скользнул за горизонт, и одновременно я включила свет.
Это был дом-башня, построенный когда-то моей бабушкой, которая была неугомонной выдумщицей. Дом был трёхэтажным, с винтовой лестницей и круглыми окнами. Бабушка завещала его мне. Я очень гордилась подарком, но приехала сюда только через год после того, как ее не стало.
Я пыталась вспомнить, чем была занята в этот год, но в голове крутились лишь разрозненные мысли - как пыльные осенние листья, гонимые ветром. Чтобы как-то отвлечься, я вскипятила чайник, переоделась и поднялась в гостиную на второй этаж. Это была круглая, совершенно свободная от мебели комната. Я распахнула окна, расположенные по сторонам света, и ставни, закрывающие их снаружи, по очереди, начиная с восточного. Между окнами на стенах располагались полки для книг, картин, фотографий и разных других артефактов.
Я сняла со стены свою любимую фотографию двух молодых девушек в шляпах и белоснежных платьях: стройные, широко-улыбающиеся моя бабушка и ее неизвестная мне подруга, очень похожие, как родные сестры, стояли и обнимали друг друга за талию. Я помнила все мельчайшие детали: жука на подоле, птицу в небе, кольцо с жемчужиной, чуть выглядывающий кружевной край нижней юбки, смеющиеся глаза девушек.. Я сняла фотографию со стены, прижала ее к себе, будто старого друга, и пошла дальше.
На прежнем месте стояли маленькая деревянная чайная доска, керамический чайник и любимая бабушкина чашка. Впрочем, в доме не было нелюбимых вещей. Дом был одинаково заполнен и одинаково пуст. В нем всегда было место для всех, кто приезжал в гости или оставался пожить какое-то время. Я достала из кармана янтарный камушек с жуком, застывшем в глубине, и положила его на полку. Включила торшер, развернула записку и свернула ее обратно.
Вечерние лучи солнца освещали пустую бутылку масла на столе и зонтики сушеного укропа. Рядом лежала записка «Той, что приехала». Я включила рубильник, наблюдая через окно, как солнце стремится за поворот леса. Где-то там, наверху, поле еще светилось золотым. Если прямо сейчас выбежать и помчаться за солнцем, можно еще успеть намотать пару клубков искрящихся нитей для вышивки. Вдох.., и вот уже последний луч скользнул за горизонт, и одновременно я включила свет.
Это был дом-башня, построенный когда-то моей бабушкой, которая была неугомонной выдумщицей. Дом был трёхэтажным, с винтовой лестницей и круглыми окнами. Бабушка завещала его мне. Я очень гордилась подарком, но приехала сюда только через год после того, как ее не стало.
Я пыталась вспомнить, чем была занята в этот год, но в голове крутились лишь разрозненные мысли - как пыльные осенние листья, гонимые ветром. Чтобы как-то отвлечься, я вскипятила чайник, переоделась и поднялась в гостиную на второй этаж. Это была круглая, совершенно свободная от мебели комната. Я распахнула окна, расположенные по сторонам света, и ставни, закрывающие их снаружи, по очереди, начиная с восточного. Между окнами на стенах располагались полки для книг, картин, фотографий и разных других артефактов.
Я сняла со стены свою любимую фотографию двух молодых девушек в шляпах и белоснежных платьях: стройные, широко-улыбающиеся моя бабушка и ее неизвестная мне подруга, очень похожие, как родные сестры, стояли и обнимали друг друга за талию. Я помнила все мельчайшие детали: жука на подоле, птицу в небе, кольцо с жемчужиной, чуть выглядывающий кружевной край нижней юбки, смеющиеся глаза девушек.. Я сняла фотографию со стены, прижала ее к себе, будто старого друга, и пошла дальше.
На прежнем месте стояли маленькая деревянная чайная доска, керамический чайник и любимая бабушкина чашка. Впрочем, в доме не было нелюбимых вещей. Дом был одинаково заполнен и одинаково пуст. В нем всегда было место для всех, кто приезжал в гости или оставался пожить какое-то время. Я достала из кармана янтарный камушек с жуком, застывшем в глубине, и положила его на полку. Включила торшер, развернула записку и свернула ее обратно.
Фрагмент повести «Живущая на краю леса»
–Когда я начала писать, мое творческое начало стало проявляться в текстах, а раньше оно проявлялось в движении. Танец, особенно спонтанный, — это всегда встреча с неизвестностью. Мы не знаем, какая музыка будет звучать, кто придет на класс и будет танцевать рядом. Мы отпускаем внутренний контроль, в доверии и, конечно, с уважением к тем, кто рядом, и к пространству, позволяем проявляться любому движению. Тогда танец становится проявлением личности и чего-то большего. Мы двигаемся сами и двигаем пространство собой, и каждый раз становимся свободнее и счастливее в конце класса. Телесные зажимы и ограничивающие убеждения распускаются и высвобождают внутреннюю энергию из зацикленности и зажатости, возможно, для чего-то большего. И изменения начинают проявляться в реальном мире. Становится свободнее в теле, чтобы дышать и творить полноценно.
Писательство — более универсальный язык, чем танец, но принцип тот же, вместо движения используется пластичность языка. Опускаясь в поток вдохновения, я исследую свои глубинные вопросы, вижу ограничения, и тоже, как и в пространстве танца, могу заметить, так сказать, «насечки» моего пути.
Еще я убеждена, что искреннее увлечение любым творчеством начинает пронизывать все сферы жизни. Например, я больше начала писать статей, заметок во внутренних журналах, дайджестах на своей основной работе. Один из частых вопросов в лифте или в начале рабочей встречи: «Когда выйдет твоя книга?»
Писательство — более универсальный язык, чем танец, но принцип тот же, вместо движения используется пластичность языка. Опускаясь в поток вдохновения, я исследую свои глубинные вопросы, вижу ограничения, и тоже, как и в пространстве танца, могу заметить, так сказать, «насечки» моего пути.
Еще я убеждена, что искреннее увлечение любым творчеством начинает пронизывать все сферы жизни. Например, я больше начала писать статей, заметок во внутренних журналах, дайджестах на своей основной работе. Один из частых вопросов в лифте или в начале рабочей встречи: «Когда выйдет твоя книга?»
Писательство, танец и сад
– Все началось с того, что в пандемию я оказалась в творческом пространстве под Казанью. Это дом Анжелики и Жеки Доний. 10 месяцев я жила на природе, в лесу, работала удаленно. И это очень повлияло на меня, помогло наладить связь с собой. Последние два года для меня были временем трансформации. Я перенесла болезнь, с этим были связаны сильные переживания.
Героиня моей повести, Леля, проходит через шаманские испытания. После смерти бабушки она приезжает в ее дом. Дом похож на водонапорную башню, с красивым садом. Героиня понимает, что она вернулась домой, это удивительное ощущение, когда ты прикасаешься к своему внутреннему дому. Героиня пережила расставание с мужчиной, с которым долго прожила вместе. Она падает на дно своего переживания, на дно своей души, от которого можно оттолкнуться, и встречается со своим двойником, альтер эго. Главная тема — процесс взросления, освобождение от иллюзорной части своей личности.
Моя повесть — о взрослении женщины, об обретении, присвоении своего пространства. Возвращение к себе после серьезных жизненных испытаний. Рассуждая о взрослении, я осознала, что взрослая женщина позволяет своей внутренней девочке свободно танцевать в саду, ничего не боясь. Это творческая свобода, внутренняя свобода. И я считаю, что в моём случае важный этап взросления — взросление моей творческой части.
Под Казанью у меня появился свой летний чайный домик, я заказала его у нестандартно мыслящего архитектора из Питера, Александра Паранеба. Домик маленький, круглый, приподнятый над землей, с крышей, на которой можно лежать и любоваться звездами, с террасой и чашей для огня. Мы пьем там чай, планируем день, мечтаем. Саша изучил механизм старинной мельницы и реализовал его в домике — его можно повернуть в любом направлении, находя тень или уединение или самый лучший вид на розарий.
Героиня моей повести, Леля, проходит через шаманские испытания. После смерти бабушки она приезжает в ее дом. Дом похож на водонапорную башню, с красивым садом. Героиня понимает, что она вернулась домой, это удивительное ощущение, когда ты прикасаешься к своему внутреннему дому. Героиня пережила расставание с мужчиной, с которым долго прожила вместе. Она падает на дно своего переживания, на дно своей души, от которого можно оттолкнуться, и встречается со своим двойником, альтер эго. Главная тема — процесс взросления, освобождение от иллюзорной части своей личности.
Моя повесть — о взрослении женщины, об обретении, присвоении своего пространства. Возвращение к себе после серьезных жизненных испытаний. Рассуждая о взрослении, я осознала, что взрослая женщина позволяет своей внутренней девочке свободно танцевать в саду, ничего не боясь. Это творческая свобода, внутренняя свобода. И я считаю, что в моём случае важный этап взросления — взросление моей творческой части.
Под Казанью у меня появился свой летний чайный домик, я заказала его у нестандартно мыслящего архитектора из Питера, Александра Паранеба. Домик маленький, круглый, приподнятый над землей, с крышей, на которой можно лежать и любоваться звездами, с террасой и чашей для огня. Мы пьем там чай, планируем день, мечтаем. Саша изучил механизм старинной мельницы и реализовал его в домике — его можно повернуть в любом направлении, находя тень или уединение или самый лучший вид на розарий.
— Расскажите подробнее о вашей повести
– В январе я вдруг стала искать курсы ландшафтного дизайна. Я описывала в повести пространство сада, и мне захотелось больше понимать, как создавать сады в реальности. В июне я прошла собеседование на программу в Британке и сейчас учусь. Это большая нагрузка, но я совершенно счастлива, зарисовывая идеи, изучая растения. В конце прошлого года успешно сдала свой первый проект — концепция сада. Назвала его «Вслед за движением». Долго искала, что для меня будет «входом» в сад, и нашла, движение. Я взяла за основу концепции цитату из моей второй книги, где главная героиня, конечно, учится на ландшафтного дизайнера, и у меня есть возможность осмыслить все знания и идеи, которые я изучаю сама, в том числе на страницах книги.
«Сад живой. Растения смягчают границы и углы оград. Земля накапливает семена и пускает разные цветы по погоде года. Сад часть большего, живого, природного. Он проникает дальше, распространяя семена по ветру птицами и животными..»
Когда Светлана Богданова увидела мой проект концепции сада, сказала: «Это очень похоже на то, о чем ты пишешь».
«Сад живой. Растения смягчают границы и углы оград. Земля накапливает семена и пускает разные цветы по погоде года. Сад часть большего, живого, природного. Он проникает дальше, распространяя семена по ветру птицами и животными..»
Когда Светлана Богданова увидела мой проект концепции сада, сказала: «Это очень похоже на то, о чем ты пишешь».
— А когда вы писали повесть, то уже думали о ландшафтном дизайне или это увлечение пришло после?
Я могла бы пропустить этот момент, не заметить, пройти мимо, и память бы стерла его, как что-то незначительное, неважное. А я остановилась. Вдруг. Следуя чему-то нелогичному, невидимому, живому.
Я стояла на пригорке в маленьком сквере, а на другой стороне проспекта возвышался храм. Луна исследовала запахи и метки, оставленные другими собаками, а я свободно передвигалась за ней, как вдруг мы вместе замерли. К нам медленно плыл гелевый шарик-сердечком, спокойно лавируя между деревьями. «Я тебя люблю», - и шарик медленно, неся послание дальше, пересек дорожку, и устроился в ветвях вяза. Колокола рванули перезвоном. Луна уже давно интересовалась чем-то под снегом, ворошила его лапами, подтявкивала, словно лиса заскакивала в сугробы, ловя невидимых мышей. И вот мы бежим по протоптанным дорожкам, встречаем друзей, радостно обмениваемся новостями. А шарик висит в пространстве моих историй, ни с чем не сталкиваясь. И рассказать про него не могу, слова подобрать, и вместить в плотность мыслей, дел, поток машин, разговор, сейчас... Так висит семечко, ждёт, пока земля оттает, чтобы прорасти в прекрасный цветок светом, как и мой дар видеть невидимую связь всего со всем лежит беззвучно внутри, ждет, когда сад расцветет весной первоцветами.. а пока виси, семечко, вдруг птичка подкормится и найдет тебе местечко подходящее. Всему свое время, крылатое. Всему свой ветер. Выжидай, семечко.. обстоятельств.
«Ты какая-то.. отстраненная сегодня».
«Я?.. да ладно. Как твоя работа?» - включилась я в разговор с подругой. Слова потекли барашками волн, перекатывались, искрились на поверхности океана. А в глубину, посверкивая на солнце сквозь толщу воды, опускалась по спирали перламутровая ракушка. И крылатое семя клена кружилось, подхваченное ветром, медленно планируя на наст, а Луна, весело вертя хвостом-пропеллером, заметала опавшие семена в снег, разгонялась и каталась на спине, смешно барахтаясь, снова и снова повторяя шутку, улыбалась во всю пасть. Вскакивала, отряхивалась и бежала дальше по делам. «Мы домой. До вечера, девчонки!» - попрощались мы с подружками, расходясь завтракать, чертить, выбирать, разговаривать, вносить правки. Пока солнце высоко, мысли ясные, проекты продвигаются, набирают силу, а вечером - прогулка. «Как дела? Как прошел день?» «Активно. Наполненно. Счастливо. Я запомню его.. как чудо, - и снова я пробую подобрать слова.. - А твой?» Завязывается разговор в полночной тишине двора. Неспешно падает снег. Желтые фонари переливаются на снежинках. Два хвостика радуются и валяются, разгоняются и катятся на спинах и животах, снова и снова повторяя шутку. И мы молчим и улыбаемся .. во всю пасть.
Я стояла на пригорке в маленьком сквере, а на другой стороне проспекта возвышался храм. Луна исследовала запахи и метки, оставленные другими собаками, а я свободно передвигалась за ней, как вдруг мы вместе замерли. К нам медленно плыл гелевый шарик-сердечком, спокойно лавируя между деревьями. «Я тебя люблю», - и шарик медленно, неся послание дальше, пересек дорожку, и устроился в ветвях вяза. Колокола рванули перезвоном. Луна уже давно интересовалась чем-то под снегом, ворошила его лапами, подтявкивала, словно лиса заскакивала в сугробы, ловя невидимых мышей. И вот мы бежим по протоптанным дорожкам, встречаем друзей, радостно обмениваемся новостями. А шарик висит в пространстве моих историй, ни с чем не сталкиваясь. И рассказать про него не могу, слова подобрать, и вместить в плотность мыслей, дел, поток машин, разговор, сейчас... Так висит семечко, ждёт, пока земля оттает, чтобы прорасти в прекрасный цветок светом, как и мой дар видеть невидимую связь всего со всем лежит беззвучно внутри, ждет, когда сад расцветет весной первоцветами.. а пока виси, семечко, вдруг птичка подкормится и найдет тебе местечко подходящее. Всему свое время, крылатое. Всему свой ветер. Выжидай, семечко.. обстоятельств.
«Ты какая-то.. отстраненная сегодня».
«Я?.. да ладно. Как твоя работа?» - включилась я в разговор с подругой. Слова потекли барашками волн, перекатывались, искрились на поверхности океана. А в глубину, посверкивая на солнце сквозь толщу воды, опускалась по спирали перламутровая ракушка. И крылатое семя клена кружилось, подхваченное ветром, медленно планируя на наст, а Луна, весело вертя хвостом-пропеллером, заметала опавшие семена в снег, разгонялась и каталась на спине, смешно барахтаясь, снова и снова повторяя шутку, улыбалась во всю пасть. Вскакивала, отряхивалась и бежала дальше по делам. «Мы домой. До вечера, девчонки!» - попрощались мы с подружками, расходясь завтракать, чертить, выбирать, разговаривать, вносить правки. Пока солнце высоко, мысли ясные, проекты продвигаются, набирают силу, а вечером - прогулка. «Как дела? Как прошел день?» «Активно. Наполненно. Счастливо. Я запомню его.. как чудо, - и снова я пробую подобрать слова.. - А твой?» Завязывается разговор в полночной тишине двора. Неспешно падает снег. Желтые фонари переливаются на снежинках. Два хвостика радуются и валяются, разгоняются и катятся на спинах и животах, снова и снова повторяя шутку. И мы молчим и улыбаемся .. во всю пасть.
Фрагмент повести «Новая я»
Муза приходит в перерыв
— Как вам удаётся встоить писательство в свой график?
– Я пишу в такси. Тексты набираю на телефоне. Пишу в перерывах между встречами, в кафе, везде, где можно, я пишу кусочками текст, и со временем он складывается в единое.
— А с музой как договариваетесь?
– Иногда я пропускаю на марафоне время отправки текста, потому что с музой договориться не удалось. Иногда просто физическая плотность дел не оставляет для писательства места. Но не писать я уже не могу, без этого как будто чего-то не хватает.
— Что для вас писательство?
– Инструмент глубинного исследования себя, наверное, так. Такое многомерное рассмотрение себя, как феномена и как человека.
Я не знаю, как разовьется мое писательство в будущем, но в моменте я многомернее вижу себя, свои мысли. Когда я пишу, я словно подключаюсь к какому-то чистому пространству, где всё видно. Такое ощущение, когда непонятно, кто пишет. Я не могу присвоить этот опыт, отнести к своей личности, будто бы я пропускаю через себя нечто большее. Будто книга уже живет где-то внутри моей вселенной, и я ее всего лишь описываю. Например, невозможно ввести героя от ума, по логике. Когда я писала так, от ума, то тут же стирала текст.
Писательство — как игра. Моя первая героиня, очень похожа на меня, процентов на 80%, много моих мыслей. Но на 20% она, конечно, же другая. Иногда я записывала послания себе в будущее. Записывала какой-то отрывок, и потом, перечитывая его понимала, что прямо сейчас со мной происходит что-то подобное, и я испытываю точно такие же чувства, как моя героиня Леля.
Или, например, у меня есть собака корги. В какой-то момент у моей героини появляется щенок корги. Я уже знала, что у меня тоже появится собака. Собаку героини я назвала Луна. А через несколько дней узнала, что мою собаку зовут Руна. Словно кто-то картавил, диктуя имя вымышленного песика.
Я не знаю, как разовьется мое писательство в будущем, но в моменте я многомернее вижу себя, свои мысли. Когда я пишу, я словно подключаюсь к какому-то чистому пространству, где всё видно. Такое ощущение, когда непонятно, кто пишет. Я не могу присвоить этот опыт, отнести к своей личности, будто бы я пропускаю через себя нечто большее. Будто книга уже живет где-то внутри моей вселенной, и я ее всего лишь описываю. Например, невозможно ввести героя от ума, по логике. Когда я писала так, от ума, то тут же стирала текст.
Писательство — как игра. Моя первая героиня, очень похожа на меня, процентов на 80%, много моих мыслей. Но на 20% она, конечно, же другая. Иногда я записывала послания себе в будущее. Записывала какой-то отрывок, и потом, перечитывая его понимала, что прямо сейчас со мной происходит что-то подобное, и я испытываю точно такие же чувства, как моя героиня Леля.
Или, например, у меня есть собака корги. В какой-то момент у моей героини появляется щенок корги. Я уже знала, что у меня тоже появится собака. Собаку героини я назвала Луна. А через несколько дней узнала, что мою собаку зовут Руна. Словно кто-то картавил, диктуя имя вымышленного песика.
— Что вы любите читать?
– В детстве я любила Крапивина, книги о Нарнии зачитывала до дыр. Света Богданова мне рекомендует авторов, которые могут быть мне близки. Например, «Смилла и ее чувство снега», нравится мозаичность стиля Питера Хёга. Мне вообще нравятся скандинавские писатели, возможно, проявляются мои удмуртские корни.
— Какие у вас творческие планы?
– Хочется дописать вторую книгу и проиллюстрировать ее. Первую книгу я ощущаю, как девочку, которая уже родилась. Хочется ей пожелать найти своих читателей.
Когда я пишу, то чувствую себя абсолютно счастливой, но также меня привлекает идея создавать пространства, изменяющие людей. В прошлом году мы вместе с друзьями построили студию под Казанью, 10 метров в диаметре, такое чистое-чистое пространство, открытое и дружелюбное, как щенок. И когда люди приезжают туда на ретриты, в их жизни что-то меняется.
Какие у вас впечатления о писательском марафоне Светланы Богдановой?
Света совершенно удивительно умеет поддерживать, но это не: «Давай, Катя, ты супер!» Если текст не очень удачный, написан без души или впопыхах, Света дает честную и аргументированную обратную связь.
Она помогает раскрыться, раскрыть видение. Автору в моменте, кажется, что каждая буква значима. Но важен взгляд со стороны, это помогает узнать, не только хорошо ли это, но и подходит ли этот фрагмент к уже написанному тексту. Света очень тактично и мягко помогает это увидеть. Она помогает авторам раскрыть свои сильные стороны, проявить индивидуальность.
К Светлане приходят совершенно особенные люди. Ее марафон – важная трансформационная игра.
Когда я пишу, то чувствую себя абсолютно счастливой, но также меня привлекает идея создавать пространства, изменяющие людей. В прошлом году мы вместе с друзьями построили студию под Казанью, 10 метров в диаметре, такое чистое-чистое пространство, открытое и дружелюбное, как щенок. И когда люди приезжают туда на ретриты, в их жизни что-то меняется.
Какие у вас впечатления о писательском марафоне Светланы Богдановой?
Света совершенно удивительно умеет поддерживать, но это не: «Давай, Катя, ты супер!» Если текст не очень удачный, написан без души или впопыхах, Света дает честную и аргументированную обратную связь.
Она помогает раскрыться, раскрыть видение. Автору в моменте, кажется, что каждая буква значима. Но важен взгляд со стороны, это помогает узнать, не только хорошо ли это, но и подходит ли этот фрагмент к уже написанному тексту. Света очень тактично и мягко помогает это увидеть. Она помогает авторам раскрыть свои сильные стороны, проявить индивидуальность.
К Светлане приходят совершенно особенные люди. Ее марафон – важная трансформационная игра.
Фрагмент повести «Живущая на краю леса»
На пороге стояла Соня и кому-то стальным голосом говорила: «Зачем ты приехал? Уезжай».
«Привет. Я приехал к Свете. Она дома?»
«Тебя тут никто не ждет», - и Соня демонстративно хлопнула калиткой, не поздоровавшись.
«Кто там?» - удивилась Леля.
«Твой бывший».
«Марк?» - Леля пошла и отворила калитку. Там действительно стоял он, потрепанный, поникший. Она никогда его таким не видела. Он всегда был для нее образцом невозмутимости и чопорности. Мокрый худи, грязные кроссовки, джинсы в пятнах. «Ах, дождь.Точно», - и Леля осмотрела себя: влажное платье мягко обнимало фигуру, волосы кудрями закрывали плечи, она стояла босая.
«У тебя краска на щеке», - Марк потянулся рукой, чтобы стереть ее. Леля отстранилась: «Привет. Странно тебя тут видеть».
«Я услышал, что у тебя все наладилось. Приехал поздороваться и посмотреть, как ты устроилась».
Леля вдруг ощутила, что внутри разгорается огонь. Словно ровно горела свеча, а потом внезапно пламя увеличилось в два раза и запылало мощнее, без копоти.
«Я хорошо устроилась, - сохраняя спокойное лицо, Леля ровно смотрела в глаза Марку. - У меня теперь Луна».
«Ага.. вижу. Ты давно хотела завести собаку. Я привез тебе кое-что», - и Марк протянул Леле сверток.
«Неужели? Мои антикварные пуговицы. Где ты их нашел?»
«За комодом. Тут делал перестановку.. Света, я соскучился».
Пламя внутри увеличилось в три раза. Гнев начал подниматься быстрее. Все с тем же спокойным лицом Леля предложила: «У меня ветки накопились. Ветра нет. Поможешь с костром? Раз приехал. Заходи. Рюкзак оставь на скамейке. Луна, за мной».
Марк опешил и, помедлив немного, последовал за ними.
«Подожди нас у того дерева. Видишь, рядом чаша для костра. Я за спичками и бумагой для розжига», - Леля вернулась в гостевой домик. Пламя внутри горело ровно, дожигая непрожитое. Это был гнев, но не взрывной, как раньше, а ровный, будто кто-то плавно подкручивал ручку подачи газа. Только газом были недосказанные слова, обманутые ожидания, ссоры, страхи.. ворох старья, что вдруг поднялся на поверхность в присутствии Марка. Мертвое, застывшее, вонючее, скользкое… все было топливом для пламени, ровно горевшем в душе Лели.
Она взяла пачку рисунков, спички, масло для розжига.
«Вон ту кучу веток хочешь сжечь? Они мокрые».
«Да. Смотри, под навесом парочка сухих дровишек».
И вот уже внешнее пламя начинало разгораться. «Не жалко рисунки?»
«Нет», - Леля рвала и кидала рисунки один за одним, поддерживая процесс горения.
«Ветки вишневые. Судя по запаху дыма».
«Да. Убрали старую еще весной, посадили рядом новую..» Внешний и внутренний костры гудели, горели синхронно, раскидисто, на полную. Леля молча наблюдала синхронизацию. Вспомнила костер, что горел тогда у Димы, тоже с вишневыми ветками.
«А я и не планировал надолго задерживаться. Мимо проезжал. К одной знакомой», - Марк искоса посмотрел на Лелю.
«Как странно».
«Что странно?»
«Видишь, пепел. Даже углей не осталось. Все, больше не колышется пламя. Завершилось».
«Света, я тебя не понимаю. Ты о чем?» - сморщился Марк.
Леля глубоко вздохнула: «А и не надо меня понимать. Всё. Теперь уже окончательно. Точно». Тонкая и сильная, вытянувшись к небу, как береза, Леля стояла перед тем, с кем жила день за днем несколько лет подряд, и не узнавала его. Словно окна, протерла глаза от пыли. Больше не было в нем ничего притягательного.
Марк растерялся. Он как-то неловко начал переступать с ноги на ногу и бочком двинулся к дому за рюкзаком.
Вдруг поднявшийся ветер проглатывал все лишние слова Марка, что он кричал напоследок, стоя у калитки, и до Лели доносились обрывки: «понял.. пока.. красивая.. не..»
«Теперь все. Точно», - Леля задумчиво стояла перед самым крепким деревом на краю леса. Еще в детстве бабушка привязала качели к его ветке. Летними ночами Леля любила приходить сюда и парить, забывая о времени, взмывая к звездам, не касаясь земли, раскачиваться снова и снова. Мечты сыпались через решето неба. Бабушка тихонько приходила, стояла в темноте и улыбалась.
«Привет. Я приехал к Свете. Она дома?»
«Тебя тут никто не ждет», - и Соня демонстративно хлопнула калиткой, не поздоровавшись.
«Кто там?» - удивилась Леля.
«Твой бывший».
«Марк?» - Леля пошла и отворила калитку. Там действительно стоял он, потрепанный, поникший. Она никогда его таким не видела. Он всегда был для нее образцом невозмутимости и чопорности. Мокрый худи, грязные кроссовки, джинсы в пятнах. «Ах, дождь.Точно», - и Леля осмотрела себя: влажное платье мягко обнимало фигуру, волосы кудрями закрывали плечи, она стояла босая.
«У тебя краска на щеке», - Марк потянулся рукой, чтобы стереть ее. Леля отстранилась: «Привет. Странно тебя тут видеть».
«Я услышал, что у тебя все наладилось. Приехал поздороваться и посмотреть, как ты устроилась».
Леля вдруг ощутила, что внутри разгорается огонь. Словно ровно горела свеча, а потом внезапно пламя увеличилось в два раза и запылало мощнее, без копоти.
«Я хорошо устроилась, - сохраняя спокойное лицо, Леля ровно смотрела в глаза Марку. - У меня теперь Луна».
«Ага.. вижу. Ты давно хотела завести собаку. Я привез тебе кое-что», - и Марк протянул Леле сверток.
«Неужели? Мои антикварные пуговицы. Где ты их нашел?»
«За комодом. Тут делал перестановку.. Света, я соскучился».
Пламя внутри увеличилось в три раза. Гнев начал подниматься быстрее. Все с тем же спокойным лицом Леля предложила: «У меня ветки накопились. Ветра нет. Поможешь с костром? Раз приехал. Заходи. Рюкзак оставь на скамейке. Луна, за мной».
Марк опешил и, помедлив немного, последовал за ними.
«Подожди нас у того дерева. Видишь, рядом чаша для костра. Я за спичками и бумагой для розжига», - Леля вернулась в гостевой домик. Пламя внутри горело ровно, дожигая непрожитое. Это был гнев, но не взрывной, как раньше, а ровный, будто кто-то плавно подкручивал ручку подачи газа. Только газом были недосказанные слова, обманутые ожидания, ссоры, страхи.. ворох старья, что вдруг поднялся на поверхность в присутствии Марка. Мертвое, застывшее, вонючее, скользкое… все было топливом для пламени, ровно горевшем в душе Лели.
Она взяла пачку рисунков, спички, масло для розжига.
«Вон ту кучу веток хочешь сжечь? Они мокрые».
«Да. Смотри, под навесом парочка сухих дровишек».
И вот уже внешнее пламя начинало разгораться. «Не жалко рисунки?»
«Нет», - Леля рвала и кидала рисунки один за одним, поддерживая процесс горения.
«Ветки вишневые. Судя по запаху дыма».
«Да. Убрали старую еще весной, посадили рядом новую..» Внешний и внутренний костры гудели, горели синхронно, раскидисто, на полную. Леля молча наблюдала синхронизацию. Вспомнила костер, что горел тогда у Димы, тоже с вишневыми ветками.
«А я и не планировал надолго задерживаться. Мимо проезжал. К одной знакомой», - Марк искоса посмотрел на Лелю.
«Как странно».
«Что странно?»
«Видишь, пепел. Даже углей не осталось. Все, больше не колышется пламя. Завершилось».
«Света, я тебя не понимаю. Ты о чем?» - сморщился Марк.
Леля глубоко вздохнула: «А и не надо меня понимать. Всё. Теперь уже окончательно. Точно». Тонкая и сильная, вытянувшись к небу, как береза, Леля стояла перед тем, с кем жила день за днем несколько лет подряд, и не узнавала его. Словно окна, протерла глаза от пыли. Больше не было в нем ничего притягательного.
Марк растерялся. Он как-то неловко начал переступать с ноги на ногу и бочком двинулся к дому за рюкзаком.
Вдруг поднявшийся ветер проглатывал все лишние слова Марка, что он кричал напоследок, стоя у калитки, и до Лели доносились обрывки: «понял.. пока.. красивая.. не..»
«Теперь все. Точно», - Леля задумчиво стояла перед самым крепким деревом на краю леса. Еще в детстве бабушка привязала качели к его ветке. Летними ночами Леля любила приходить сюда и парить, забывая о времени, взмывая к звездам, не касаясь земли, раскачиваться снова и снова. Мечты сыпались через решето неба. Бабушка тихонько приходила, стояла в темноте и улыбалась.